Мари. Дитя Бури. Обреченный - Страница 255

255

Пришпорив лошадь, я поскакал мимо горы Изандлвана, где на южном склоне двадцать четвертый пехотный полк давал свой последний бой, и двинулся вдоль цепи холмов Нквату. Долина буквально кишела зулусами, подтягивалось подкрепление, а справа от меня текли рекой полки Гикази и Улунди, образующие левый «рог» импи, зулусского войска. Он состоял из молодых, неопытных воинов, поэтому – и это следует учесть – они не хотели вступать в бой, задержались и слишком поздно окружили лагерь. Таким образом, дорога, названная позднее Фуджитив-Дрифтс, какое-то время оставалась свободна, и это позволило некоторым бежать. Именно эти полки или какая-то их часть позднее двинулись дальше и атаковали Роркс-Дрифт с плачевным для себя исходом.

Несколько сотен ярдов я скакал без оглядки, на свой страх и риск, ведь у меня не осталось иного выхода для спасения. Трижды на моем пути встречались зулусы, но всякий раз они бросались врассыпную, крича нечто невразумительное, как будто были напуганы чем-то у меня за спиной. Верно, принимали за сумасшедшего, раз я осмелился скакать прямиком на врага. Да кто их разберет, может, у меня и впрямь глаза горели, как у безумного. Как бы там ни было, я был полон решимости в очередной раз проскакать мимо, как вдруг раздался выстрел.

Пуля угодила прямо в хребет моей лошади. Откуда она прилетела, не знаю, однако стрелял не зулус. Скорее всего, шальная пуля от какого-нибудь солдата, все еще сражавшегося у подножия горы. Бедная лошадь взбрыкнула, круто повернулась и понесла, она мчалась во весь опор обратно к горе, перепрыгивая через мертвых и смертельно раненных и прорываясь сквозь живых. Минуты за две мы взлетели по северному склону, безлюдному на вид, к возвышавшейся над ним мрачной отвесной скале. Битва тем временем шла на другом склоне. У подножия скалы кобыла вдруг остановилась, затряслась и рухнула на землю замертво, должно быть, открылось внутреннее кровотечение.

Я растерянно огляделся. Идти по равнине пешком было равносильно самоубийству, ну и что же мне оставалось? Обследовав скалу, я заметил промоину, поросшую жидким кустарником, за тысячу лет ее выдолбила дождевая вода. Бросившись туда, я принялся с трудом взбираться наверх, благо зулусы, занятые на дальнем склоне, меня не заметили. Наконец я достиг самой вершины почти голого камня, лишенного растительности, если не считать ложбинки с почвой на южной стороне, где в сезон дождей растут травы, папоротники и несколько чахлых рас тений, похожих на алоэ.

Первым делом, взобравшись туда, я утолил жажду, зачерпнув воды из дождевой лужицы, которая скопилась в чашевидном углублении. На вкус она показалась мне слаще нектара, и я будто заново родился. Затем укрылся как мог травой и сухими листьями и притих.

Сверху, с края обрыва, передо мной широко расстилалась равнина. Из своего орлиного гнезда в сотнях футов над землей я мог наблюдать за всем, что происходит внизу. Так я стал свидетелем гибели солдат, сражавшихся до последнего. Они держались мужественно, и меня переполняла гордость за соотечественников. Один молодой солдат побежал вверх по склону и достиг маленькой площадки в пятидесяти футах подо мной, а следом неслись несколько зулусов. Он укрылся в пещерке и оттуда выстрелил в них три или четыре раза, пока у него не кончились патроны. Зулусы похвалили его за храбрость и убили. Может статься, он был последним солдатом, павшим в битве при Изандлване.

Зулусы принялись опустошать лагерь, и это было ужасное зрелище. Забрали волов, кроме тех, что были запряжены в фургоны и прицеплены к орудиям, и лошадей, каких смогли поймать, и увели в Улунди в качестве военного трофея, как я узнал впоследствии. Затем убитых солдат раздели, и кафры надели их красные мундиры и забрали ружья. Они побросали консервы, а спиртное выпили. Эти невежды даже глотали лекарства и потом ходили, пошатываясь, а другие падали и засыпали.

Спустя час или два с той стороны, куда отбыл генерал, прискакал во весь опор офицер, он заехал прямиком в лагерь, где палатки стояли прямо, ибо растяжки никто не ослабил, как делают при нападении, и даже флаги полоскались на ветру. Как бы я хотел предостеречь его, но, увы, это было выше моих сил. Он подъехал к штабной палатке, как вдруг оттуда повыскакивали зулусы, размахивая длинными копьями. Офицер осадил лошадь и на миг замер в нерешительности, затем опомнился и бешеным галопом покакал прочь. Он остался невредим, хотя зулусы бросали в него копья и стреляли. После этого они еще похозяйничали в лагере, а затем ушли.

Как будто забрезжила надежда на спасение, но не тут-то было. Бесконечное множество зулусов взобралось на гору Изандлвана со всех сторон, они спрятались за камнями и в высокой траве, видно, обозревали окрестности. Кроме того, несколько капитанов поднялись на ту самую площадку, откуда из пещерки отстреливался молодой солдат, и устроили там лагерь. На закате они расстелили свои циновки и поели, не разжигая костра. Вскоре стемнело, и мой побег стал невозможен, поскольку, спускаясь на ощупь, я мог оступиться и разбиться насмерть. Со стороны Роркс-Дрифт раздавалась непрерывная стрельба, очевидно, там шла ожесточенная борьба, и у меня мелькнула мысль: чем же все закончится?

Немного погодя вдалеке послышался лошадиный топот и скрип колес артиллерийских орудий. Капитаны подо мной тоже их услышали, и один сказал другому, что это, мол, возвращаются в лагерь солдаты, ушедшие на рассвете. Они прикидывали, удастся ли собрать все войско воедино и напасть на них, но сразу отбросили этот план. Полки, бившиеся сегодня, ушли, так как уже выбились из сил, а другие выполняли приказ атаковать белых за рекой.

255