Поэтому зулусы затихли и прислушались, как и я в своем орлином гнезде. Ночь выдалась безлунная, небо затянули облака. Послышался приглушенный голос командующего. Отряд, не имея возможности ехать дальше в темноте, был вынужден расположиться лагерем среди тел погибших, и солдаты, похоже, гадали, скоро ли наступит их очередь. Так бы и случилось, если бы зулусы не подкачали с военной стратегией. Ведь и пятисот тысяч воинов достаточно, чтобы на рассвете атаковать англичан и не дать им уйти. Однако судьба распорядилась иначе, схватили лишь немногих, а остальным удалось спастись.
За час до рассвета отряд снялся и с первыми лучами солнца исчез за перевалом. Какие мысли были у них на душе и что сулило им будущее? Капитаны с площадки подо мной тоже пропали, равно как и стражи, оцепившие склон горы, я видел, как они растворились в утренней мгле. Однако, когда рассеялись сумерки, я увидел группу людей, собравшихся на перевале, вернее, на обоих. Увы, теперь я не мог совершить задуманное, догнать отряд англичан на перевале. Путь отрезан. Но и не век же тут сидеть без еды, тем более что скоро зулусы взберутся ко мне – они захотят использовать мое укрытие как наблюдательный пост. Пока еще мог худо-бедно укрыться в тумане и утренних тенях, я спустился тем же путем, каким взобрался на скалу, и достиг равнины. Кругом ни живой души, ни белых, ни черных, одни только мертвые тела! Я был последним англичанином, который за прошедшие недели или даже месяцы стоял на равнине Изандлвана.
Такого со мной, пожалуй, еще не случалось, после этой адской ночи я оказался в полном одиночестве посреди Долины смерти, вглядываясь в искаженные лица тех, кто еще вчера был полон жизни. Вскоре у меня заурчало в животе, ведь я не ел уже целые сутки и умирал с голоду. Поблизости стоял фургон с провизией, который разграбили зулусы, и я заметил консервы с солониной, валявшиеся на земле, а среди разбитого стекла отыскал несколько чудом уцелевших бутылок пива. Тогда я подобрал копье, вытер как следует о землю, открыл с его помощью банку и, поставив ее на травянистую кочку рядом с мертвым солдатом, вернее, между ним и зулусом, которого он убил, принялся с жадностью поглощать солонину, а когда наелся, отбил горлышки у пары бутылок и утолил жажду. Пока я ел, ко мне с жалобным воем подошел большой лохматый пес в серебристом ошейнике. По-моему, это был эрдельтерьер. Поначалу я принял его за гиену, но, обнаружив свою ошибку, бросил ему несколько кусков мяса, с которыми он управился в два счета. Вероятно, пес принадлежал какому-то убитому офицеру, правда, на ошейнике не было жетона с кличкой. Бедное животное, которому я дал имя Потеряш, сразу ко мне привязалось. Надо сказать, он жил у меня до тех пор, пока не умер от желтухи. Это случилось в Дурбане, накануне моего путешествия к копям царя Соломона. Преданней друга и попутчика, чем этот пес, я не встречал.
Восстановив таким образом силы, я огляделся и подумал, куда же мне податься? В пятидесяти шагах пасся крепкий пони басуто, оседланный и взнузданный, седло на нем съехало набок. Пони щипал травку, насколько позволяли удила. Подкравшись, я запросто поймал его и привел обратно к фургону. Судя по ярлыку седельной мастерской, этот пони принадлежал туземному кавалерийскому отряду капитана Шепстона. Большие седельные вьюки из оленьей кожи я наполнил банками с солониной, парой-тройкой бутылок пива, и вот везение – нашел упаковку шведских спичек. Кроме того, я прихватил винтовку убитого солдата и вдобавок десяток с лишним патронов, они остались у него на поясе, видать, парня убили в самом начале сражения.
Покончив с экипировкой, я забрался в седло и вновь подумал о бегстве в Наталь, однако взглянул на перевал и тут же отверг эту затею, ведь там вдалеке маячили перья на головах целой орды воинов. Вероятно, они возвращались после неудачной атаки на Роркс-Дрифт, но узнал я об этом гораздо позже. Свистнув псу и забирая влево от холмов Нквату, я погнал во всю прыть, насколько позволяла ухабистая дорога, и спустя полчаса эта ужасная равнина скрылась из виду.
…Я прихватил винтовку убитого солдата и вдобавок десяток с лишним патронов…
Да, кстати, на краю равнины я наткнулся на мертвых зулусов, убитых, судя по всему, осколками снаряда, спешился и взял у одного головной убор, свою-то шляпу я потерял. Он был из шкуры выдры с плюмажем из черных перьев самца птицы-вдовушки с длинным хвостом, которого туземцы зовут сакабула. На всякий случай я повязал себе на пояс его белый «килт» из воловьих хвостов, и такая мера предосторожности, несомненно, спасла мне жизнь, ведь издалека я походил на кафра с трофейным пони.
Итак, я продолжил свой путь в неизвестность.
Мне совсем не хочется рассказывать об ужасном путешествии в Зулуленд в подробностях, даже если бы я смог их припомнить, несмотря на все испытания. Кажется, сперва у меня появилась бредовая идея пойти в Улунди и просить у Кечвайо милости под предлогом того, что я принес ему новости от белых. Однако в паре часов езды от города с вершины холма я заметил маячившее впереди войско с захваченными фургонами, – очевидно, их везли к королю. Прекрасно зная, как могут обойтись со мной эти воины, я спустился с другой стороны, рассчитывая достичь границы в обход. Тут мне опять не повезло, нарвался на сторожевой пост другого войска или полка, выставленный на скалах. Один зулус, взглянул на килт, принял меня за своего, позвал, и зычным голосом, присущим всем кафрам, спросил, есть ли известия с места сражения в полумиле отсюда. Крикнув в ответ что-то о победе и полном поражении англичан, я умолк и скрылся в густом кустарнике.