Мари. Дитя Бури. Обреченный - Страница 87

– Мари! – произнесли наконец мои губы.

Кровь прилила к ее лицу, и она сделала глубокий вдох, словно собираясь закричать.

– Тсс! – прошептал я. – Это я, Аллан. Я жив, мне удалось уйти!

Следующее, что я помню, – она упала в мои объятия.

– Что здесь стряслось? – спросил я, закончив рассказ и, разумеется, опустив подробности.

– Да ничего, Аллан, – ответила Мари. – Я получила твое послание, и мы покинули лагерь, никого не предупредив, как ты и просил. Ты ведь помнишь, что коммандант Ретиф особо на этом настаивал. Так мы спаслись от великой бойни. Зулусы не знали, куда мы направляемся, и не смогли нас найти, – а были слухи, что они ищут меня. Мой отец и кузен Эрнан приехали в лагерь через два дня после нападения; они то ли догадались, то ли выяснили, где мы прячемся, и добрались сюда. Они говорили, что пытались предостеречь буров, что Дингаану доверять нельзя, но их предостережение запоздало. Хвала Небесам, хоть сами уцелели. О Аллан, столько людей погибло! Пять или шесть сотен, и большинство из них женщины и дети! Слава богу, еще больше спаслось, мужчины из других лагерей и из охотничьих партий пришли на выручку и прогнали зулусов, убивая тех десятками.

– Твой отец и Перейра все еще здесь? – спросил я.

– Нет, Аллан. Они знали о случившемся и о том, что зулусы ушли вчера утром. Еще они получили дурные вести – Ретиф и все его спутники погибли в краалях Дингаана. Народ говорит, что их предал англичанин, который сторговался с чернокожим королем.

– Ложь, – коротко бросил я. – Но продолжай, прошу тебя.

– Отец с кузеном сказали мне, Аллан, что теперь я вдова, как и множество других женщин. Это я-то, которая и женой побыть не успела! Эрнан прибавил, что не стоит тебя оплакивать, ты, мол, заслужил свою участь, угодил в собственную ловушку, потому что был одним из тех, кто предал буров. Фру Принслоо в лицо обвинила его во лжи, а я, Аллан, сказала, что не намерена говорить с ним до тех пор, пока мы не встретимся на последнем суде у престола Господня. И даже там он от меня ни словечка не дождется.

– Зато я с ним точно потолкую, – пробормотал я. – И где сейчас твой отец с Перейрой?

– Они уехали этим утром на поиски других буров. По-моему, они хотят привести сюда новых поселенцев, ведь это место удобно защищать. Сказали, что вернутся завтра, а в их отсутствие нам ничего не грозит – дескать, им известно наверняка, что зулусы вернулись за Тугелу, забрав с собою раненых и угнав бурский скот в дар Дингаану. Но пойдем же домой, Аллан! Пойдем в наш дом, который я так старательно убрала к твоему возвращению! Боже мой, я уже не надеялась, что ты когда-нибудь переступишь его порог! В тот миг, когда луна выходила из-за облака, я предавалась отчаянию, но облако не успело проплыть мимо, как… Слышишь? Что это?

Я различил в ночной тишине топот лошадиных копыт.

– Не бойся, – сказал я, – это всего-навсего Ханс на моей лошади. Ему тоже посчастливилось бежать. Я расскажу тебе потом.

Тут и вправду показался готтентот, измученный и весь в крови.

– Добрый вечер, мисси! – поздоровался он, пытаясь выдавить улыбку. – Угости меня ужином, ведь я вернул тебе бааса. Разве я не говорил тебе, баас, что все будет хорошо?

Усталость взяла свое, и он замолчал. Признаться, нас это порадовало: в тех обстоятельствах не очень-то хотелось выслушивать привычную болтовню готтентота.

С тех пор как луна выглянула из облака, минуло около двух часов. Я приветствовал старую фру Принслоо и других своих товарищей, которые встретили меня так, будто я и вправду восстал из мертвых. Они и прежде относились ко мне очень хорошо, а теперь к их отношению добавилась признательность, ведь если бы не мое предупреждение, они бы, подобно остальным, свели близкое знакомство с копьями зулусов и погибли. Как выяснилось, основная атака пришлась именно на ту часть лагеря, где стояли их фургоны. Там почти никто не выжил.

Я рассказал им обо всем, и они выслушали мою историю в глубоком молчании. Когда же я закончил, хеер Мейер, человек, угрюмый от природы, а сейчас и вовсе глядевший мрачнее тучи, воскликнул:

– Allemachte! Вам изрядно повезло, Аллан, что зулусы вас так отличили. Не знай я вас так хорошо, я бы подумал, что Эрнан Перейра прав и что вы стакнулись с этим чернокожим дьяволом Дингааном!

Фру Принслоо немедля накинулась на него с упреками.

– С чего это вы вздумали бросаться такими обвинениями, Карл Мейер? – вопрошала она. – Неужто Аллану вечно придется выслушивать оскорбления, раз его угораздило родиться англичанином? Лично я думаю, что если кто и якшался с Дингааном, так это ваш ненаглядный Перейра! Иначе с какой стати он уехал до начала резни и прихватил с собою этого безумца Анри Марэ?

– Не знаю, тетушка, не могу сказать, – хмуро отозвался Мейер, который, подобно всем прочим в нашей компании, побаивался фру Принслоо.

– Тогда почему бы вам не придержать язык и не перестать пороть чушь, от которой больно другим людям? – не отступалась старая фру. – Нет, не отвечайте, не то ляпнете еще что-нибудь этакое! Лучше отнесите мясо готтентоту Хансу. – Разговор происходил за ужином. – Он уже съел столько, что у любого белого брюхо бы лопнуло, но, думаю, все равно не откажется от куска-другого.

Мейер подчинился, и буры поспешили разойтись, якобы по делам; они поступали так всякий раз, когда старая фру начинала гневаться. Вскоре за столом остались только она, я и Мари.

– Ну, – проговорила фру, – все утомились, и пора, наверное, отдохнуть. Доброй ночи, Аллан, и тебе, племянница.

Она ушла, и мы наконец-то остались вдвоем.

– Муж мой, – сказала Мари, – не хочешь посмотреть, как я убрала дом к твоему приезду, прежде чем мне сообщили, что ты погиб? Там небогато, но я молю Господа, чтобы мы были счастливы в этом доме.