Мари. Дитя Бури. Обреченный - Страница 273

273

Я не знал, чем ей помочь, но оставить одну, чтобы позвать кого-то, тоже не хотел, тем более никто в целом свете не мог ей теперь помочь. Медленно, но неумолимо Номбе умирала, истекая кровью. Солнце едва взошло, и вокруг было безлюдно, неожиданно появился один из слуг и, увидав, что случилось, взвыл от ужаса и пустился бежать.

– Эй, олух! Беги скорее и приведи сюда инкози-каас Хеддану и инкози Маурити. Пускай поторопятся, если хотят застать знахарку Номбе живой.

Он помчался, словно олень, и спустя несколько минут к нам уже бежали Хеда и Энском, одетые наспех. Я пошел им навстречу.

– Что случилось?! – ахнула Хеда.

– Времени мало, – ответил я, – так что объясню вкратце. Номбе умирает, она пожертвовала собой, чтобы спасти вам жизнь. Подробности расскажу позднее. Копье, пронзившее ее сердце, предназначалось для вас. Идемте, поблагодарите ее и попрощайтесь. Энском, останьтесь со мной.

Мы стояли поодаль и наблюдали, как Хеда опустилась на колени и обняла Номбе. Они о чем-то говорили вполголоса, а затем поцеловались. В эту самую минуту и появился Зикали, с обеих сторон его поддерживали слуги. Благодаря своему дару или какому-то особому чутью он, похоже, уже обо всем догадался. О, как устрашающе выглядел старик!

Он, как жаба, плюхнулся на землю перед умирающей девушкой и принялся изрыгать проклятия на ее голову:

– Ты утратила свой дух? Он вернулся ко мне, в свою обитель, отягченный черным медом твоего вероломства, как пчела возвращается в родной улей, и поведал обо всем. Так что лучше тебе умереть, ведьма, но не надейся скрыться от меня, ибо я буду преследовать тебя и в ином мире. Проклинаю тебя, изменница, ты свела на нет все мои старания. О, настанет день, когда я отплачу тебе сполна, придет время жатвы, когда взойдут семена позора, посеянные тобой!

Номбе открыла глаза и посмотрела на него.

– Твои путы порвались, Зикали, – тихо проговорила она, – и ты больше не мой Учитель. Любовь освободила меня, я больше тебя не боюсь. Оставь себе этот дух, он твой, а все остальное принадлежит мне одной, а в обитель моего сердца придет новый дух и поселится в нем.

Затем Номбе вновь простерла руки к Хеде.

– Сестра, – прошептала она, – не забывай меня, а я буду ждать тебя тысячу лет… – С этими словами она скончалась.

Вот на такой светлой ноте закончилась эта скверная история. Признаюсь, я почувствовал облегчение, когда все завершилось. Правда, потом я очень сожалел, что не успел спросить, не она ли играла роль Мамины в Долине костей. Слишком поздно, прошлого не воротишь.

Мы похоронили бедняжку, как полагается, в ее маленькой хижине, где она, по обыкновению, шептала свои заклинания. Зикали и его люди явно собирались бросить останки стервятникам, согласно их таинственным суевериям. Однако Хеда, из чувства глубокой привязанности и мучаясь угрызениями совести, хотя за ней никакой вины не было, дала старику решительный отпор и настояла на достойном погребении.

Усопшую, измазанную белилами, завернули в окровавленный наряд из птичьих перьев и предали земле. А наутро ко мне явился слуга Зикали и торжественно сообщил, что ночью видел, как Номбе скакала туда-сюда по скалам на бабуине, как и пристало тому, кто занимается злой магией, а всё якобы из-за нарушения обычаев. Наверняка сразу после нашего ухода они выкопали тело, как и собирались, и отдали его на поживу стервятникам и шакалам.

В этот день мы наконец покидали Черное ущелье в нашей запряженной повозке, которая таинственным образом появилась к утру, лошади выглядели отдохнувшими, хотя казались пугливыми. Я пошел попрощаться с Зикали. Он был неразговорчив, сказал лишь, что нам суждено встретиться вновь через много лун. Энскома и Хеду он и вовсе не видел перед нашим отъездом. Старик просил им передать свои чаяния, что много лет спустя они станут вспоминать о нем по-доброму, ведь он сдержал слово и уберег их от многих опасностей. Хотелось ему напомнить, по чьей вине они попадали во все передряги, однако я почел за лучшее придержать язык. Наверное, он догадался, о чем я думаю, – если к Зикали вообще подходит слово «догадка», – и сказал, что благодарить его не за что, поскольку они использовали друг друга и каждый получил желаемое.

– Чудными, должно быть, покажутся госпоже Хеддане воспоминания о том дне, когда она, а не кто-то другой, смяла зулусов, как прихваченный морозом тростник, а ведь не появись она на скале в Долине костей, войны можно было избежать.

– Это твоих рук дело, Зикали, а не ее. Ты управлял ею с помощью угроз.

– Нет, Макумазан, ничего подобного, это сделала некая сила, по-твоему бог, а по-моему судьба, и я лишь орудие в ее руках. Что ж, скажи госпоже Хеддане, в награду за помощь я постараюсь уберечь ее от призрака Номбе. И еще передай, если бы я не привел ее с возлюбленным в землю зулу, их бы убили.

Итак, постылое ущелье осталось позади. С тех пор я там не бывал и надеюсь, никогда больше не вернусь. Двое слуг Зикали шли с нами провожатыми до тех пор, пока мы не встретим европейцев. Из предосторожности мы не стали посвящать туземцев в свои планы, и, кажется, они решили, будто глупые англичане хотят прогуляться до страны зулусов и поглазеть на место сражения. Не распространялись мы и об удивительных приключениях, которые пережили. Учитывая мой горький опыт с Кетье, старались вести себя осмотрительно, как бы чего не сболтнуть лишнего при посторонних, связанных с газетой. В итоге мы оказались в самой гуще людского потока, все новые солдаты со своим скарбом прибывали и убывали, и когда удалось раздобыть хоть какую-то приличную одежду в городке Ньюкасл, нас и вовсе перестали замечать.

273