Мари. Дитя Бури. Обреченный - Страница 162

162

– «Quem Deus vult perdere prius dementat», – тихонько прошептал я.

Эту избитую латинскую цитату я слышал от своего отца, большого эрудита, и в тот момент она пришла мне на ум. Однако я сомневался, что Джон Данн знает латынь, и лишь сказал вслух:

– Чертов болван! – (Мы говорили на английском.) – А вы можете уговорить Умбелази сделать это сейчас? – (Я имел в виду – переправить женщин и детей за реку.)

– Боюсь, слишком поздно, Квотермейн, – ответил он. – Узуту наступают. Взгляните сами. – Данн передал мне свою подзорную трубу.

Я вскарабкался на камни и стал внимательно рассматривать равнину перед нами – как раз к этому моменту проснувшийся ветерок разогнал туман. Равнина была черна от наступавших! Пока они находились достаточно далеко – полагаю, в доброй паре миль – и приближались очень медленно гигантским полумесяцем: узкие рога-фланги и широкий мощный центр. Неожиданно сквозь тучи пробился солнечный луч и сверкнул, отразившись в наконечниках неисчислимых копий. На мой взгляд, наступавших в центре было двадцать или тридцать тысяч, поделенных на три дивизии, под командованием Кечвайо, Узимелы и молодого бура по имени Грёнинг.

– Верно, идут, – сказал я, слезая с камней. – Что намерены делать, мистер Данн?

– Исполнять приказ: попытаться примирить стороны, если найду хоть кого-нибудь, кто желает мира. А не удастся – что ж, тогда, наверное, драться. А вы, мистер Квотермейн?

– А я – тоже исполнять приказ и оставаться здесь. Если, однако… – с сомнением протянул я. – Если эти амавомба не побегут, закусив удила. Тогда и мне придется удирать вместе с ними.

– Помяните мое слово, они побегут еще до наступления темноты, мистер Квотермейн, если я что-либо понимаю в зулусах. Послушайте, почему бы вам не сесть на лошадь и не отправиться со мной? Здесь вам явно не место.

– Потому что я дал слово, – с тяжким вздохом ответил я: недобрые взгляды окружавших меня туземцев, нервно перебирающих пальцами на древках копий, и тысячи наступавших на нас дикарей – от всего этого последние капли мужества растаяли в моих башмаках.

– Что ж, мистер Квотермейн, вы лучше знаете, что вам надо делать. Желаю выбраться целым и невредимым из этой передряги.

– И вам того же, мистер Данн, – ответил я.

Джон Данн повернулся и в моем присутствии спросил у Умбелази, что ему известно о передвижениях узуту и об их плане на битву.

– Пока ничего, мистер Данн, – пожал плечами принц. – Однако уверен, буду знать об этом еще до полудня.

В этот момент внезапный порыв ветра сорвал с головного убора Умбелази страусиное перо. Испуганный ропот пробежал по рядам стоявших вокруг воинов – они сочли это дурным знаком. Перо покружилось и мягко опустилось у ног Садуко. Тот нагнулся, поднял его и водрузил на место, проговорив со свойственным некоторым кафрам остроумием:

– О принц, да удастся мне остаться в живых, чтобы возложить корону на голову сына Панды, которому благоволит судьба!

Эта коротенькая речь оказалась весьма уместной – она развеяла уныние тех воинов, что слышали ее, и вызвала их радостные возгласы. Умбелази поблагодарил Садуко кивком и улыбкой. Я лишь обратил внимание на то, что Садуко не назвал имени «сына Панды, которому благоволит судьба», голову которого он надеялся украсить короной. Ведь у Панды было много сыновей…

Минутой-другой позже Джон Данн и его сопровождение отбыли, как он выразился, попытаться заключить мир с наступающими узуту. Умбелази, Садуко и их эскорт тоже оставили нас, направившись к корпусу основных сил исигкоза, сосредоточенному слева от нас. «Сидя на копьях», как говорят туземцы, они дожидались атаки. Я же остался один с амавомба, выпил кофе, который сварил мне Скоул, и буквально заставил себя проглотить немного еды.

Должен честно сказать, что не припомню в своей жизни более печального завтрака. Не только из-за твердой уверенности, что солнце я вижу в последний раз, – правда, оно и так было почти скрыто за тучами. Больше всего меня угнетала перспектива провести последние мгновения жизни среди дикарей, и не сыщется рядом ни одного белого лица утешить меня. Зачем я позволил втянуть себя в смертельно опасное дело? Я даже пожалел о том, что не нарушил данное Панде обещание и не уехал с Джоном Данном. Хотя теперь, спустя годы, благодарю Бога, что тогда не поддался искушению и тем самым сохранил уважение к себе.

Вскоре, однако, мрачные мысли развеялись по мере того, как я продолжил наблюдать за развитием событий с вершины нашего, похожего на курган холма, откуда открывался захватывающий вид на долину. Мапута, как хороший генерал убедившийся, что его полк надлежащим образом подкрепился едой, присоединился ко мне. Я поинтересовался, не думает ли он, что сегодня придется вступить в бой.

– Думать-то думаю, – бодро ответил он. – Мне кажется, что по численности узуту намного превосходят исигкоза. Панда, как тебе известно, приказал нам помочь Умбелази, если тому будет грозить опасность. О, не падай духом, Макумазан! Слово даю, сегодня ты увидишь наши копья, обагренные кровью. Ты не уйдешь с поля битвы, не утолив голода настоящего воина, и не поведаешь белым людям, что амавомба трусы, которых ты не мог поднять на бой даже палками. Мой дух этим утром повернулся ко мне лицом, и хоть я уже стар, хоть я думал, что издохну дома, как корова, – сегодня я увижу еще одну великую битву, мою двадцатую битву, Макумазан. С этими амавомба я сражался во всех великих битвах Чаки, а еще – за Панду против Дингаана.

– Возможно, это сражение станет для тебя последним, – предположил я.

– Пожалуй, что так, Макумазан. Но разве это имеет значение, если я и королевский полк умрем славной смертью, о которой будут слагать песни? О, не унывай, Макумазан! Держись, Макумазан, ведь твой дух тоже смотрит на тебя, как, обещаю, будем смотреть на тебя все мы, когда щиты встретятся. Ибо знай, Макумазан: мы, простые черные солдаты, в этот день ожидаем от тебя, что ты покажешь нам, как надо сражаться, если придется, пасть сраженным на груду поверженных врагов.

162