В конце концов я очутился перед воротами крааля Зикали. Здесь меня встретил один из тех грозных великанов, которые служили у карлика стражами. Он внезапно вынырнул из-за камня, не говоря ни слова, оглядел меня с ног до головы и махнул мне рукой, давая знак следовать за ним, – будто только меня и поджидал. Через минуту я уже стоял перед Зикали: залитый лунным светом, карлик сидел перед своей хижиной и, похоже, занимался любимым делом – резьбой по дереву, орудуя примитивным ножичком причудливой формы.
Некоторое время он будто не замечал меня, затем вдруг резко вскинул голову, отбросил назад свои седые космы и разразился громким смехом.
– А, так это ты, Макумазан! – сказал он. – Я знал, что ты держишь путь неподалеку от меня и что Мамина пошлет тебя сюда. Но зачем ты пришел повидать Того, кому не следовало родиться? Поведать мне, как ты одолел буйвола с обломанным рогом, а?
– Нет, Зикали, к чему, ты и так все знаешь. Мамина сказала, что ты хочешь говорить со мной.
– Значит, Мамина солгала, – ответил он. – В этом она себе верна: у нее на каждое правдивое слово всегда сыщутся четыре лживых. Что ж, присаживайся, Макумазан. Вот здесь, у скамеечки, для тебя приготовлено пиво. Подай-ка мне на кончике своего ножа щепотку табаку белых людей, который ты принес мне в подарок.
Я достал нож и табак и исполнил его желание, гадая, как же он узнал, что все это у меня при себе, и стоит ли у него об этом спрашивать. Понюшка, помню, весьма его порадовала, однако нож мой он обозвал игрушкой, добавив, что не представляет, как таким пользоваться. А потом мы завели разговор.
– Что здесь делала Мамина? – напрямую спросил я.
– А что она делала у твоих фургонов? – спросил в ответ Зикали. – О, не трудись отвечать, и так знаю. Ты мудр, как змея, Макумазан, и это всякий раз позволяет тебе проскальзывать меж ее пальцев, когда она пытается сжать их… Однако я не выдаю секретов тех, кто обращается ко мне за помощью. Вот тебе мой совет – отправляйся в крааль сына Сензангаконы и увидишь такие вещи, которые рассмешат тебя: там будет Мамина и этот полукровка Масапо, ее муж. Она и вправду ненавидит его, и, признаюсь, я сам предпочел бы, чтобы Мамина меня любила, чем ненавидела, хотя опасно и то и другое. Бедный полукровка! Совсем скоро шакалы будут глодать его кости.
– Почему ты так говоришь? – удивился я.
– Только потому, что Мамина говорит мне, что он великий колдун, а шакалы пожирают много колдунов по всей стране зулусов. К тому же он враг дома короля Панды, разве нет?
– Ты посоветовал ей что-то дурное, Зикали, – невольно вырвалось у меня.
– Может, так, а может, и нет, Макумазан. Только я бы назвал свой совет хорошим. У меня ведь собственный путь, так что же в этом плохого, если я хочу очистить его от колючек, чтобы не занозить ноги? К тому же Мамина, которой невмоготу жить среди амасома с ненавистным мужем, получит награду. Поезжай туда и наблюдай, а затем, когда выдастся свободное время, приедешь и расскажешь мне об увиденном, если, конечно, мне не случится побывать там самому.
– С Садуко все хорошо? – спросил я, чтобы переменить тему, не желая быть посвященным в детали некоего заговора, который, как мне казалось, витал в воздухе.
– Люди рассказывают, что его дерево растет бодро и уже бросает тень на весь королевский крааль. Думается мне, что Мамина мечтает спать под сенью того дерева. Что ж, ты, наверное, устал, как и я. Ступай к своим фургонам, Макумазан, сегодня мне больше нечего тебе сказать. Но потом непременно возвращайся рассказать, что происходит в краале Панды. Или же, как я уже говорил, мы можем встретиться с тобой там. Кто знает, кто знает…
Как видно, ничего особо примечательного в этом моем разговоре с Зикали не было. Больше никаких секретов он мне не раскрыл и не изрек какого-либо важного пророчества. Можно даже задаться вопросом: коль особо нечего записывать, почему тогда я рассказываю здесь об этом?
Мой ответ: из-за глубочайшего впечатления, которое разговор произвел на меня. Хотя сказано было так мало, меня не оставляло чувство, что те немногочисленные слова – лишь вуаль, скрывающая грядущие ужасные события. Я был уверен, что старый карлик и Мамина замыслили некую зловещую интригу, плоды которой вскоре станут очевидны, и что Зикали, как только узнал, что Мамина не проговорилась мне, поспешил отослать меня, опасаясь, как бы я ненароком не разгадал их плана и не помешал его выполнению.
Во всяком случае, когда я возвращался к моим фургонам по этому жуткому ущелью, густой воздух знойной ночи, казалось, напитался запахом и вкусом крови, а влажная листва тропических деревьев, колеблемая легкими порывами ветра, стонала, словно призраки умерших или люди в предсмертной агонии. Эти впечатления настолько растревожили мои нервы, что, добравшись до своих фургонов, я весь трясся, как тростник, а лицо и тело покрывал холодный пот, что было довольно странно для такой жаркой ночи.
Пара добрых глотков джина помогла мне успокоиться и в конце концов заснуть… чтобы проснуться до рассвета с головной болью. Выглянув из фургона, я, к своему удивлению, увидел Скоула и охотников, которые должны были еще дружно храпеть. Люди стояли тесной группкой и переговаривались испуганным шепотом. Я подозвал Скоула и спросил, что стряслось.
– Ничего, хозяин, – ответил он смущенно. – Только это место кишмя кишит призраками. Они постоянно заходят в ущелье и выходят отсюда всю ночь напролет.
– Да какие призраки, дурень! – ответил я. – Это люди ходят к ньянге Зикали.
– Может, и так, хозяин, только вот нам непонятно, почему все они похожи на мертвецов, среди них, если судить по одеянию, есть и призраки умерших принцев, – и почему идут по воздуху на высоте человеческого роста от земли.