Мари. Дитя Бури. Обреченный - Страница 66

– Спасибо за советы, Аллан, уж с последним я как-нибудь справлюсь. Что ж, нам пора выдвигаться. Хотя… Идите-ка сюда, Анри Марэ, нам нужно перекинуться словечком. Я так понимаю, этот маленький англичанин, Аллан Квотермейн, который стоит десятка крупных мужчин, снова спас вашу дочь. Значит, он любит ее, а она – его? Почему же вы не позволяете им соединить сердца должным образом?

– Потому что я поклялся перед Господом, что она выйдет за другого – за своего кузена Эрнана Перейру, которого все ныне презирают, – угрюмо ответил Марэ. – Пока она не достигла совершеннолетия, эта клятва остается в силе.

– Ого! – воскликнул Ретиф. – Вы поклялись отдать агнца в зубы гиене, друг мой! Смотрите, чтобы он не обглодал ваши косточки, Марэ, и не покусился на прочих! И почему Господь запускает в мозги некоторым людям червяка, как это бывает с дикими животными, червяка, что заставляет их вечно сбиваться с праведного пути? У меня самого нет ответа, но вы-то, Анри Марэ, человек религиозный; подумайте над этим и объясните мне при нашей следующей встрече. Что ж, ваша дочь скоро станет совершеннолетней, и тогда, поскольку мне выпало быть коммандантом тех мест, куда вы направляетесь, я присмотрю за тем, чтобы она вышла замуж за того, кто ей по душе, как бы вы ни сопротивлялись. Господи, Марэ! Как бы я хотел, чтобы этот парень полюбил мою дочь! Человек, способный так стрелять ради благой цели, наверняка наделен многими другими достоинствами. – Ретиф добродушно хмыкнул и пошел к своему коню.

На следующий день после этой встречи мы перебрались через Тугелу и вступили на территорию, ныне известную как Наталь. Два дня коротких перегонов по красивой местности привели нас к холмам, которые звались, по-моему, Пакади – либо там правил вождь, носивший это имя. Перевалив через холмы, мы отыскали на другой стороне, как и говорил Ретиф, большой отряд буров-переселенцев, обосновавшийся в тех краях, на дальнем берегу Бушменской реки; увы, эти бедняги не подозревали, что в скором времени многим из них суждено упокоиться там навеки. Сегодня эта местность зовется – и будет так называться во веки веков – Веенен, Место плача, в память о переселенцах, убитых Дингааном спустя всего несколько недель после событий, которые я излагаю.

Там и вправду было красиво, но мне по непонятной причине пейзаж не приглянулся, и потому, предвкушая скорую свадьбу с Мари, я прикупил лошадь у одного из буров и принялся изучать окрестности. Мне хотелось найти участок плодородной земли, где мы сможем поселиться, когда поженимся. Такой участок и в самом деле отыскался после нескольких вылазок – милях в тридцати к востоку, в чудесной излучине реки Муи.

Там обнаружилось приблизительно тридцать тысяч акров весьма плодородной низменной почвы. Деревья здесь почти не росли, зато в пышных травах было полно дичи. Над излучиной возвышался холм с плоской вершиной, откуда, как ни удивительно, стекал многоводный ручей, питаемый подземным источником. На полпути вниз по восточному склону холма, омываемое ручьем, лежало плато шириною несколько акров, и оно выглядело наилучшим местом в Южной Африке для возведения дома. Я сразу решил, что здесь мы совьем наше гнездо, и впоследствии разведение скота непременно принесет нам богатство. Пожалуй, следует упомянуть, что эта земля прежде принадлежала кафрскому племени, истребленному королем зулусов Чакой (о чем свидетельствовали развалины краалей), а теперь ее мог занять любой.

Более того, свободной земли было много, и я убедил Анри Марэ, Принслоо и Мейеров, с которыми проделал весь путь от берегов залива Делагоа, побывать там вместе со мной. Когда они увидели эти места своими глазами, то согласились поселиться там в будущем, но пока решили вернуться к другим бурам, не желая подвергать себя опасности. Я же при помощи нескольких местных кафров, уцелевших после истребления, отмерил и застолбил около двенадцати тысяч акров и поручил туземцам построить временную глиняную хижину, которой предстояло служить жилищем до появления настоящего дома. Следует добавить, что Принслоо и Мейеры тоже сделали приготовления для строительства схожих простых укрытий неподалеку. Покончив с этими хлопотами, я возвратился к Мари.

Наутро после моего возвращения в лагерь появился Пьет Ретиф с пятью или шестью спутниками. Я спросил у него, как прошли переговоры с Дингааном.

– Неплохо, неплохо, – ответил Ретиф. – Поначалу король изволил гневаться, все твердил, дескать, мы, буры, украли у него шесть сотен голов скота. Но я доказал ему, что это вождь Сиконьела, живущий на реке Каледон, переодел своих кафров в наряды белых людей и посадил их на коней, а потом прогнал похищенный скот через одну из наших стоянок, чтобы выставить нас ворами. Тогда Дингаан пожелал узнать, зачем я к нему пришел. Я объяснил, что хочу получить землю к югу от Тугелы, до самого моря. «Приведи обратно скот, похищенный, по твоим словам, Сиконьелой, и мы поговорим об этой земле», – сказал он. Я согласился и вскоре оставил его краали.

– А что сталось с Эрнанду Перейрой, дядюшка? – спросил я.

– Эх, Аллан… Будучи в Умгунгундлову, я стал выяснять, правда ли то, что вы мне рассказывали насчет попытки убить вас за то, что вы якобы колдун.

– И что вы выяснили?

– Сам Дингаан в подробностях поведал мне все обстоятельства этого дела. Тогда я призвал Перейру и велел ему убираться на все четыре стороны. И пообещал, если он когда-нибудь снова покажется среди буров, отдать его под суд за попытку убийства. Он молча ушел, оправдываться не стал.

– И куда же?

– Туда, куда отправил его Дингаан, в какое-то место по соседству с краалями. Король сказал, что Перейра будет ему полезен, ведь он умеет чинить ружья и сможет научить его воинов стре лять. Думаю, там он и останется, если не решит, конечно, сбежать. Так или иначе, сюда он вряд ли вернется, вам больше нечего его опасаться.