Мари. Дитя Бури. Обреченный - Страница 247

247

– Король выбрал войну! – кричал он. – Пусть Номкубулвана возвестит на Небесах! Пусть Макумазан возвестит белым людям! Пусть капитаны возвестят своим полкам и земля обагрится кровью! Король сделал выбор, хотя, будь я на его месте, может статься, поступил бы иначе. Впрочем, что взять с меня, полого тростника, торчащего из земли, через который духи общаются с людьми. Все кончено, и мне теперь тут не место. Прощай, о король! Где мы встретимся вновь, на земле или под землей? Прощай, Макумазан, наши пути пересекутся там, где ты и не подозреваешь. Король, я возвращаюсь в свой дом и прошу тебя, дай указ, пусть никто не приходит и не докучает мне, ибо я истратил все силы.

– Да будет так! – сказал Кечвайо.

В эту минуту огонь чудесным образом погас, колдун встал, на удивление шустро поковылял и скрылся за выступом скалы.

– Постой! – крикнул я. – Мне нужно с тобой поговорить. – Он не остановился и даже не оглянулся, хотя, по-моему, все прекрасно слышал.

Я хотел броситься ему вдогонку, однако по мановению Кечвайо его советники преградили мне путь.

– Белый человек, разве ты не слышал приказ короля? – холодно спросил один. Тон его голоса напомнил мне, что война объявлена и теперь я стал их врагом. Только я хотел резко парировать, как вмешался сам король.

– Макумазан, – сказал он, – теперь ты мой враг, как и весь твой народ. Срок твоей охранной грамоты истекает на рассвете, а потом всякий вправе убить тебя, если встретит в Улунди. Но пока ты еще мой гость и моя охрана проводит тебя до границы нашей страны. Кроме того, ты передашь офицерам и капитанам королевы такие слова. Мой ответ на их требования прилетит на острие копья. Да, англичане сами искали ссоры, я же всегда старался жить с ними в мире. Если бы Сомпезу позволил мне сражаться с бурами, этой войны и в помине не было бы. Однако он набросил одеяло королевы на Трансвааль и покровительствует ему. Теперь он заявил, будто земли, которые испокон века принадлежали зулусам, следует отдать бурам. Поэтому я забираю все свои обещания, данные ему, когда он пришел и от имени королевы провозгласил меня владыкой этой земли, и больше не стану звать его своим отцом. Что же до веления распустить войско, что ж, пусть англичане сами попробуют его разогнать, если смогут. Вот мои слова. Я сказал.

– А я услышал, – ответил я, – и всё передам в точности, хотя, по-моему, эти слова вышли из уст того, кого Небеса сделали безумцем.

Услышав столь дерзкие речи, советники вскочили и угрожающе двинулись ко мне. Взмахом руки Кечвайо велел им оставаться на месте.

– Безумным ли сделала меня Небесная правительница, мудрым ли, время покажет, на то ее воля, ведь она дух-покровитель нашего народа. Может статься, мы встретимся с тобой и потолкуем обо всем. А теперь иди с миром!

– Я услышал короля и сейчас уйду, но сперва мне нужно поговорить с Зикали.

– Тогда, белый человек, тебе придется ждать, пока не кончится война или пока вы не встретитесь с ним в земле духов. Гоза, отведи Макумазана в его хижину и поставь у входа охрану. На рассвете отряд солдат проводит его до границы. Ты пойдешь с ними и ответишь мне за него головой. Пусть с ним хорошо обращаются, ведь он посланник короля.

С этими словами Кечвайо встал и, после того как советчики выразили ему свое почтение, покинул ущелье. Я немного задержался, подобрал с земли наконечник копья, брошенного призрачной фигурой со скалы, и притворился, будто с интересом его разглядываю. Древний кусочек железа, без сомнения, принадлежал самому Чаке, который носил его с собой повсюду. Ходят слухи, будто именно этим копьем король и убил свою мать, Нэнди. Между прочим, он хранится у меня до сих пор, ведь никто не отобрал его и не помешал сунуть в карман.

На самом деле я прикидывал, как бы мне добраться до Зикали. Однако мои размышления грубо прервали и тоном, не терпящим возражений, велели не стоять на месте.

В сопровождении Гозы я побрел к хижине. Увиденные чудеса сильно потрясли его, и он едва мог говорить. Когда я спросил его мнения о призрачной фигуре на скале, Гоза раздраженно ответил, что это не его ума дело, откуда духи приходят и кто они такие есть. Во всяком случае, он верил во внеземную сущность Небесной принцессы и в то, что она пришла благословить зулусов на войну. Узнав все необходимое, я оставил его в покое и погрузился в размышления о том, в каком затруднении оказался.

На рассвете мне под страхом смерти велено покинуть Улунди. Но как же я уйду, не повидав Зикали и не узнав о судьбе Энскома и Хеды от него самого или через посредника? Лишь раз я нарушил молчание, предложив Гозе мой пистолет, если он согласится побыть моим посыльным. Он покачал своей большой головой и сказал, что его за это казнят, а мертвецу от пистолета никакого проку, ведь, как все убедились прошлой ночью, он бессилен против духов.

Дальше не стоило и пытаться, тем более ответы на мои вопросы не заставили себя ждать.

Наконец мы достигли хижины. Гоза поставил у входа стражу и строго-настрого велел офицерам никого не впускать, а меня не выпускать, пока он не вернется за мной на рассвете.

Вопрос офицера показался мне немного чудны м, впрочем, мне было не до того, – он спросил, есть ли кто-то посторонний, кому разрешено покидать хижину. Перед тем как отправиться восвояси, Гоза выразил надежду, что я высплюсь лучше его самого, ибо «чувствовал дух, пламенеющий в костях, но он не любитель целоваться с ним, не то что я». Мечтая о бутылке коньяка, я пошутил, мол, пусть у меня горит в животе. Гоза снова покачал головой с видом человека, привыкшего к моим странностям, и ушел.

247