Мари. Дитя Бури. Обреченный - Страница 22

– Ого! Наш юный англичанин приехал состязаться в стрельбе! Он человек слова! Друг Марэ, хватит оплакивать свои потери… – Тут он понизил свой звучный голос. – Да поздоровайтесь же с ними!

К нам направлялся Анри Марэ, за ним следовала Мари. Она краснела и улыбалась, но мне почудилось, что она сделалась совсем взрослой женщиной, которая оставила в прошлом всю детскую непосредственность и приготовилась стойко переносить удары судьбы. За нею по пятам, совсем близко, что сразу бросилось мне в глаза, шел Эрнанду Перейра. Он вырядился богаче обычного и держал в руке красивое новое одноствольное ружье, приспособленное для стрельбы капсюлями, но, как я заметил, калибра куда большего, чем требуется для охоты на диких гусей.

– Значит, вы поправились, – произнес он радушным тоном, который никого не мог обмануть. (Думаю, он был бы только рад, если бы мне стало хуже.) – Что ж, минхеер Аллан, как видите, я готов отстрелить вам голову. – (Конечно, он выражался образно, но, сдается мне, таково было его затаенное желание.) – Можете считать, что кобылка уже не ваша. Смею вас заверить, я набил руку в стрельбе, верно, Мари? Поспрашивайте у аасфогелей вокруг фермы, они подтвердят.

– Верно, кузен Эрнан, – сказала Мари. – Вы много стреляли, но, думаю, Аллан тоже не отлеживался.

К этому времени все буры собрались вокруг нас и принялись живо выяснять подробности поединка, что было ничуть не удивительно для людей, которые редко выпускают оружие из рук и считают меткую стрельбу священнейшим из искусств. Однако следовало поторапливаться, поскольку, как уверяли кафры, дикие гуси должны были пролететь над оврагом где-то через полчаса. Поэтому зрителей попросили расположиться под обрывистым склоном, чтобы птицы не заметили их издалека, и по возможности хранить молчание. Затем мы с Перейрой – меня сопровождал заряжающий Ханс, а мой соперник шел один (заявил, что помощник будет его отвлекать) – заняли позиции приблизительно в полутора сотнях ярдов от обрыва. Рядом с нами встал распорядитель поединка Питер Ретиф. Мы постарались укрыться за высокими кустами, что росли на дне оврага.

Я уселся на раскладной стульчик, который прихватил с собой, ибо моя нога была еще слишком слаба для долгого стояния. Пока мы ждали, Перейра передал через Ретифа просьбу: мол, он желал бы стрелять первым, потому что от ожидания обычно волнуется. Я не стал возражать, хотя и понимал, что он затевает: первыми наверняка появятся гуси-«дозорные», как мы их называем, и они, скорее всего, будут лететь медленно и низко, а вот основная стая, почуяв опасность, может подняться выше и прибавить скорости. К слову, так все и вышло, ибо нет птиц умнее гусей, которых почему-то обвиняют в глупости.

Мы прождали около четверти часа. Вдруг Ханс сказал:

– Тсс! Гуси летят!

В тот же миг я услышал гусиную перекличку и шорох могучих крыльев, но самих птиц пока видно не было.

Но вот показался одинокий косокрылый гусь, наверное вожак стаи, и летел он так низко, что от кромки обрыва его отделяло от силы двадцать футов. С земли до него было ярдов тридцать – отличное расстояние для выстрела. Перейра не промахнулся, и гусь довольно медленно опустился в овраг, в сотне ярдов от стрелка.

– Один, – открыл счет Ретиф.

Перейра перезарядил ружье, и тут появились еще три гуся, заодно с выводком уток; они тоже летели низко и прямо над нашей головой, к чему их вынуждал рельеф местности, то бишь овраг, рассекавший вельд. Перейра снова выстрелил, и, к моему изумлению, наземь рухнула вторая, а не первая птица из цепочки.

– Племянник, ты стрелял именно в этого гуся или в другого? – спросил Ретиф.

– Конечно в этого, – ответил тот со смешком.

– Он врет, – пробормотал готтентот Ханс. – Он целился в первого, а убил второго.

– Тихо, – шикнул я. – Кто будет врать из-за такой мелочи? Эрнанду вновь перезарядил ружье. Над оврагом показался клин из семи птиц, причем их вожак предусмотрительно набрал высоту. Выстрел – и на землю упали сразу две птицы: вожак и гусь, летевший справа и чуть позади.

– Эгей, дядя! – позвал Перейра. – Видели, как эти два гуся столкнулись в воздухе? Мне повезло, конечно, но можете не засчитывать второго, если хеер Аллан возражает.

– Нет, племянник, не видел, – отозвался Ретиф, – но явно это и произошло, иначе ты бы не сбил двух одной пулей.

Мы с Хансом переглянулись и дружно усмехнулись, но вслух ничего говорить не стали.

Со стороны зрителей, что укрывались под обрывом, донесся одобрительный гул, причем к одобрению примешивалось удивление. Перейра перезарядил и выстрелил в одинокого, высокого летящего гуся. До цели было, полагаю, ярдов семьдесят. Пуля достигла цели, несколько перьев закружилось в воздухе, однако птица сперва нырнула, будто вот-вот упадет, но выправила полет и скрылась из виду. Я не поверил своим глазам.

– Крепкие птицы эти гуси! – воскликнул Перейра. – Свинца на них нужно не меньше, чем на морскую корову!

– И вправду крепкие, – проговорил Ретиф с сомнением. – Никогда прежде не видел, чтобы птица улетала, получив пулю в грудь.

– Где-нибудь свалится замертво, – отмахнулся Перейра, насыпая новую порцию пороха.

Четыре минуты спустя он произвел последние два выстрела, выбирая, как я уже говорил, низко и медленно летящих молодых гусей. Оба раза оказались удачными, хотя один подранок, упав в высокую траву, поковылял прочь.

Кто-то из зрителей захлопал в ладоши, и Перейра церемонно поклонился.

– Вам придется потрудиться, чтобы его превзойти, минхеер Аллан, – сказал Ретиф, обращаясь ко мне. – Если даже я не засчитаю птицу, сбитую вместе с другой одним выстрелом, – а я, пожалуй, так и поступлю, – получится пять из шести. Вряд ли вы сможете одолеть Эрнана.