– Что-то я притомился, – протянул Энском. – Лимонад недостаточно бодрит. Может, хватит?
– О нет, ради всего святого!
Энском согласился сыграть последнюю партию.
– Будь по-вашему, – согласился Марнхем, – только ставим на кон все до последнего.
Он говорил спокойным и неожиданно трезвым голосом.
Похоже, Родд действительно верил в игру Марнхема и старик задумал какую-то хитрость. Как бы там ни было, возражать он не стал. Однако мне приходилось видеть, как пьяные люди трезвеют от сильного волнения, но такое состояние очень скоро проходит.
– Вы серьезно? – вмешался я в разговор, обращаясь к доктору. – Не знаю, какая в итоге выходит сумма, но, видать, не маленькая.
– Разумеется, – ответил он.
Вспомнив, что Энскому все равно терять нечего, я промолчал и только пожал плечами. Что ж, Марнхем сам напросился. На него почти не падал свет от лампы, а догоревшие свечи оплыли, и все-таки я заметил, как мошенник орудует картами, но почел за лучшее помалкивать. Видно, что-то не заладилось, и у него оказалось полно козырей, а у Родда ни одного. Последовала довольно жаркая битва, и в итоге туз попал к Энскому. Он оказался неплохим игроком, удачно разыграл партию, и мы вновь одержали победу.
– Боюсь, я не силен в сложении, – весело заметил Энском, прервав тягостное молчание, – завтра мы все перепроверим, но сдается мне, джентльмены, что вы должны нам с Квотермейном семьдесят четыре тысячи девятьсот десять фунтов.
Тут вмешался доктор.
– Проклятый старый дурак! – зашипел он, иначе и не скажешь. – Как ты собираешься отдавать все эти деньги, пьяная скотина?
– А запросто, каторжник! – крикнул Марнхем. – Вот! – Он сунул руку в карман, выудил несколько алмазов и бросил их на стол. – Тут вдвое больше, а там, откуда они взялись, есть еще много таких камушков, не правда ли, эскулап-арестант?
– Да как ты смеешь?! – задыхаясь и теряя разум от ярости, заорал доктор. – Ты… ты, убийца! О, когда-нибудь я тебя прикончу! – Он поднял свой полупустой стакан и плеснул содержимым в лицо Марнхему.
– Каков будущий зятек, а? – воскликнул старый плут и, схватив графин, швырнул его в голову Родда. Едва не попал.
– Джентльмены, не пора ли вам спать? Не то наговорите друг другу такого, о чем завтра пожалеете.
Наверное, они разделяли мое мнение, ибо тут же без лишних слов поднялись и разошлись в разные стороны по своим комнатам. Мы слышали, как они оба заперли двери. Я взял со стола долговую расписку и алмазы, а Энском проверил карты.
– Вот так так! Крапленые! Ах, мой дорогой Квотермейн, это был самый забавный вечер в моей жизни!
– Помолчите, вы, глупец! Теперь следует ожидать убийства, только бы не мы оказались жертвами.
Наутро я ожидал тягостных объяснений, однако ничего подобного не произошло. Игнорирование неприятных проблем – величайшее искусство, способное сохранить мир даже среди диких племен. Два действующих лица минувшего спектакля как будто обо всем забыли. В этом есть доля правды. Жар горячительного напитка одного и гнева другого обратил паутинку их воспоминаний в пепел. Они лишь в общих чертах помнили о неприятном событии, детали которого стерлись из памяти. Наверное, эти двое не считали себя ответственными за те слова и поступки, а раз так, то и в головах отпечатываться нечему. Этот случай не укладывался в рамки их обычного поведения. Так, по крайней мере, мне казалось, и поступки наших хозяев красноречиво подтверждали мои догадки.
Доктор первым заговорил о случившемся:
– Боюсь, прошлой ночью я вышел из себя. Такое и раньше бывало за карточной игрой и наверняка еще не раз повторится. Однако я должен как-то объясниться. Марнхем, как вы сами убедились, любит выпить, и тогда он превращается в неисправимого лгуна. Сам я тоже хорош – увы, никак не могу обуздать свои приступы гнева. Все же не судите нас слишком строго. Будь вы доктором, знали бы, что черты характера в человеке наследственные и он не властен над своей плотью. Кофе не желаете?
В отсутствие Родда старик Марнхем завел тот же разговор и, как обычно, был сама любезность.
– Я очень виноват перед вами и мистером Энскомом. Всего мне и не вспомнить, знаю только, что ночью, пока мы играли в эти проклятые карты, случилась крупная ссора. Порой слабости берут надо мной верх. Что тут поделаешь. Надеюсь, вы, как такой же простой смертный, со своими недостатками, отнесетесь ко мне снисходительно. Если я вчера сболтнул лишнего или повел себя недостойно, вы не станете придавать всему этому большого значения? Да, особенно тяжко сознавать, что все произошло на глазах моих гостей.
Такое показное благородство заставило меня припомнить каждый мелкий его грешок, и отчего-то они показались мне еще более тяжкими.
– Конечно-конечно, не будем больше к этому возвращаться. Хотя… – вырвалось у меня, – вы наговорили друг другу столько ужасного…
– Что ж, пожалуй, – рассеянно улыбнувшись, ответил он, – но на самом деле мы так не думаем.
– Понимаю – что-то вроде ссоры влюбленных. Только вот как быть с алмазами, которые вы оставили на столе, а я убрал с глаз кафров от греха подальше? Сейчас я их принесу.
– Я? Да, пожалуй, и вместе с долговыми расписками, которые могли бы сгодиться для раскуривания трубки. Мы сможем сравнить их ценность. Не знаю, равнозначны ли бумаги алмазам. Только ради всего святого, не показывайте мне эту мерзость, у меня ее и так с избытком.
– Я поговорю с Энскомом, ведь это он делал ставки.
– Говорите с кем хотите, только не позволяйте мне снова взглянуть на алмазы, – ответил старик, от вскипающего гнева у него вздулись вены на лбу. – Выбросьте их в сточную канаву, если хотите, с глаз моих долой, а не то быть беде. – С этими словами он, хлопнув дверью, скрылся в своей комнате. К завтраку даже не притронулся.