На мой взгляд, следовало держаться подальше от Сикукуни. Лучше махнуть рукой и поискать другое место для охоты. Однако Энском был иного мнения. Он яростно настаивал, чтобы мы пошли вслед за кафром, поскольку наше стадо могло оказаться единственным на сотню миль в округе, если по эту сторону горной цепи Лебомбо вообще водятся буйволы. Поскольку я ни в какую не соглашался, Энском весьма любезно предложил мне остаться и, покуда они с Футсеком поищут стадо, разбить лагерь подле фургона и ждать, раз уж я не решаюсь пойти на риск. Я ответил, что привык к опасности, ведь в моей работе ее хватает, а так как на мне все-таки лежит ответственность и я думаю в первую очередь о нем, то готов немедля отправляться и даже перебраться через горы. Боясь задеть мои чувства, Энском извинился и предложил мне самому выбрать маршрут. Наконец решили отправиться к реке Элефантес, встать лагерем на берегу, верхом перебраться вброд и обследовать кустарник. Мы договорились не отлучаться далеко от фургона и вернуться обратно до темноты.
Итак, под вечер мы расположились лагерем у живописной реки Элефантес, словно застывшей от зноя. На ее берегах обитали бегемоты и тьма-тьмущая крокодилов. Одного мы успели подстрелить перед сном. Утром перекусили холодной цесаркой, забрались в седла, по тропе кафров приблизились к берегу и перешли реку вброд – глубина оказалась в самый раз. Футсека и остальных оставили с фургоном. Наконец мы приступили к охоте в заболоченных зарослях, протянувшихся на восемь-десять миль от этого берега к склону близлежащего холма. Я не слишком рассчитывал тут что-нибудь найти, и басуто сказал, что они ушли в сторону холмов. Либо он лжет, либо они вернулись обратно.
В каких-то полумилях от реки я преследовал водяного козла, которого заприметил среди бурьяна. Но не успел я слезть с лошади, как взгляд мой упал на следы буйвола, оставленные, судя по всему, каких-нибудь пару часов назад. Видно, стадо кормилось тут ночью, а на рассвете ушло отсыпаться в заросли сухого кустарника у подножия холма. Подозвав Энскома, я показал ему находку, и мы тут же пустились по следу. К счастью, он не увидел козла, иначе перепугал бы буйволов своей стрельбой.
Вскоре следов стало больше, мы насчитали где-то сорок животных. Теперь выслеживать их не составляло труда, пока мы не ступили на твердую почву. Видно, буйволы ушли уже довольно далеко. Больше часа мы брели, отдалившись уже на семь миль от реки, и вдруг я различил впереди, в шаге от подножия холма, тенистое ущелье, поросшее лесом.
– Тут им проще всего укрыться, – заметил я. – Теперь будьте внимательны и ступайте осторожно.
Мы подъехали ко входу в ущелье, где начались более четкие и свежие следы, спешились и привязали коней к стволу боярышника, чтобы топот копыт не нарушал тишину, и дальше пошли пешком. Не миновали мы и двухсот ярдов, продираясь сквозь кусты, как, проходя бочком под тенистым навесом двух деревьев, шагах в пятидесяти я увидел величавого старого самца с громадными рогами.
– Стреляйте, – шепнул я Энскому, – вам повезло – это страж стада.
Бледный от волнения, он опустился на колени и направил дуло винтовки в сторону буйвола.
– Не горячитесь, – шепнул я снова, – и цельтесь чуть сзади лопатки.
Вряд ли он меня понял, ибо тут же раздался выстрел. Буйвол был ранен, однако не смертельно. Он развернулся и, невредимый, с грохотом ломанулся из ущелья. Энском пустил ему вдогонку вторую пулю, но на сей раз промазал. Вдруг, откуда ни возьмись, отовсюду стали появляться другие буйволы, должно быть, они спали в укромном месте. Стадо бросилось к реке, громко мыча и фыркая. Они явно не желали угодить в ловушку. Мне удалось уложить наповал лишь одну крупную самку с длинными рогами. Если б и я выстрелил повторно, пуля только ранила бы другое животное, а мне это не по нутру. Все было кончено в мгновение ока. Мы подошли к трупу буйволицы. Пуля поразила ее в самое сердце.
– Жестоко убивать буйволов для забавы, ведь мы даже не знаем, куда ее девать. Они тоже имеют право на жизнь, как и мы.
– Мы отрежем ей рога, – предложил Энском.
– Дело ваше, только не кинжалом.
– Верно, такое по плечу только Футсеку. Вот пусть завтра и займется. А теперь идемте и прикончим моего буйвола. Эти парни без труда унесут и две пары рогов.
Прекрасно зная повадки раненого буйвола, я озабоченно разглядывал сплошной кустарник. «Да, та еще работенка нам предстоит», – думал я, но благоразумно молчал. Если я начну колебаться, Энском, чего доброго, решит идти туда в одиночку. Поэтому мы пошли дальше, без труда находя дорогу по кровавым следам, – видно, зверь был всерьез ранен. Однако же он с успехом отходил к краю ущелья, где с уступа стекал поток в сто шагов шириной, а по обе стороны высились еще два скальных уступа. Едва мы спустились по одному, протрубил боевой рог племени басуто. Вообразите, в пылу азарта я пропустил этот звук мимо ушей.
Охота на раненого самца буйвола на каменистой тропе лесистого ущелья – это не игрушки. Порой эти животные возвращаются по своим следам обратно, бросаются на вас и поднимают на рога. Поэтому я шагал впереди Энскома со все нарастающей тревогой. Однако то ли наш самец от ранения плохо соображал, то ли родители не обучили его коварным приемам, да только, окончательно выбившись из сил, он стал поджидать в зарослях, а завидев нас, просто-напросто выскочил из кустов. Я уступил Энскому право самому подстрелить буйвола, а он как-то умудрился промахнуться оба раза. В решающую секунду, когда зверь опустил голову, я прицелился и с первого раза перебил ему пулей хребет – выстрелом в голову его не одолеть. Зверь упал замертво к нашим ногам.