Старик спешился и разглядывал нас, поглаживая свою длинную бороду.
– Господа, могу я узнать ваши имена?
– Разумеется, сэр. Меня зовут Аллан Квотермейн, а это мой друг, мистер Морис Энском.
Он вздрогнул.
– Об Аллане Квотермейне и его переселении в наши края мне рассказывали туземцы. А вы, сэр, сын лорда Маунтфорда, не так ли? С вашим батюшкой мы старые знакомые, служили вместе в гвардии.
– Как странно… – удивился Энском. – Отца убили, и мой брат стал новым лордом Маунтфордом. А вам здесь больше по душе, чем в гвардии? Держу пари, мне бы понравилось.
– В обоих случаях есть свои плюсы, – ответил старик уклончиво. – Думаю, вы, как человек военный, меня поймете. Однако не зайти ли нам в дом? Моя дочь Хеда вернется не скоро, а мой компаньон, мистер Родд, – при упоминании этого имени у него на виске вздулась жилка, будто от сдерживаемых чувств, – очень застенчив. Поначалу он кажется нелюдимым, но, узнав его поближе, понимаешь, что ошибался. В общем, у нас есть все необходимое, чтобы вы почувствовали себя как дома, и даже недурственное вино.
– Нет, – ответил я, – большое спасибо, мы лучше вернемся к фургонам, не то наши люди решат, что с нами стряслась беда. А гну забирайте себе, если хотите.
– Пожалуй, вы правы, – сказал старик то ли с сожалением, то ли с облегчением. А об антилопе ни полслова, будто считал это само собой разумеющимся. – Вы знаете дорогу? Скорее всего, ваш фургон обосновался на востоке, у ручья, мы зовем его Гранитный. Следуйте этой тропой кафров, – он указал на протоптанную неподалеку дорожку, – и она выведет вас к тому месту.
– А куда ведет эта дорога? – поинтересовался я. – Нет ли там какой деревни?
– О, она ведет к Храму. Так моя дочь прозвала наш дом, – пояснил он. – Мы с моим компаньоном вербуем туземцев на рудники в Кимберли. А где вы собираетесь охотиться? – спросил старик, помолчав немного.
Я объяснил.
– А вы не боитесь? Помяните мое слово, скоро он начнет мутить воду, хоть у них и перемирие с англичанами. Как раз сейчас он, может быть, посылает своих людей прочесать дорогу.
Любопытно, откуда наш новый знакомый так хорошо осведомлен о намерениях Сикукуни? Вслух я сказал лишь, что мне не впервой иметь дело с туземцами и я их не боюсь.
– А, ну что ж, дело ваше. Но если вдруг попадете в беду, возвращайтесь прямо к нам. Здесь вас басуто не достанут.
Меня так и подмывало спросить, почему это место так священно для племени, но я предпочел держать язык за зубами.
– Большое спасибо, мистер…
– Марнхем.
– Большое спасибо, мистер Марнхем, – повторил я. – Будем иметь в виду. Прощайте, и спасибо вам за вашу доброту.
– Последний вопрос, – встрял Энском, – только не сочтите меня грубым. Как зовут создателя этого фантастического дома? Он в самом деле из мрамора?
– Его придумала моя дочь, вернее, подсмотрела на каких-то старинных рисунках. Да, вы угадали, он из мрамора. Примерно в ста ярдах от дороги целые залежи. Так что материал нам обошелся выгоднее любого другого. Надеюсь, на обратном пути вы остановитесь и рассмотрите его как следует. Хотя вблизи он не так хорош. Что ж, после стольких лет было приятно вновь увидеться с английским джентльменом.
На этом мы простились с хозяином. В глубине души я был уязвлен, что он и не подумал пригласить меня.
– Не сходите с тропинки, идущей через просеку, – напутствовал он нас, – земля вокруг болотистая, и скоро стемнеет.
Вскоре мы вышли к месту, где росли разбросанные тут и там деревья, разновидность желтого дерева, довольно крупные для Южной Африки, а в промежутках с сухой голой земли тянулись к небу своими пальцами-отростками гигантские молочаи. В угасающих сумерках печальные серые краски создавали ощущение нереальности происходящего. Помня предостережения, мы шли гуськом вдоль узкой тропинки, а иначе, стоило чуть оступиться, и мы бы увязли в трясине. Дальше начиналась высокогорная местность, усыпанная колючим кустарником.
– О чем вы думаете, глядя на эти заросли? – спросил Энском через пару минут.
– Думаю, как бы нам не подхватить лихорадку. Сырой туман так и стелется по земле.
Я развернулся в седле и указал дулом ружья на белые клочья, похожие на куски ваты. Сквозь эту пелену едва пробивался последний отблеск заката, создавая на редкость причудливые, неземные образы.
– Тысячи лет назад тут наверняка плескалось озеро, вот почва и стала благодатной для всех этих древесных исполинов.
– Квотермейн, какой же вы все-таки приземленный. Я ему толкую о высоких материях, а он мне читает лекции о плодородии и темпах роста. Разве вы не ощущаете вокруг нечто необыкновенное?
– Я ощущаю только холод, – ответил я резко, умирая от усталости и голода. – К чему вы клоните, черт возьми?
– Фляжка с джином при вас?
– Ах, вот на какие материи вы намекали, – подколол я его, передавая горячительный напиток.
– Вовсе нет, – отхлебнув, возразил он, – разве что, как учит Библия, вино веселит сердце человека. Но я не о том. – Энском посерьезнел и добавил: – Ничто и никогда не угнетало меня так сильно, как эта треклятая тропа посреди болота.
– Почему же? – спросил я, стараясь разглядеть его лицо в сумерках. Сказать по правде, меня терзали сомнения, не повредил ли он голову, падая с лошади.
– Признайтесь, Квотермейн, я похож на преступника? Так вот, я вступил на ту тропу вполне честным человеком, а сошел с нее убийцей. Как будто там случилось нечто ужасное, как будто я кого-то убил. Брр! – Он вздрогнул и снова отхлебнул из фляги.
– Вздор! А даже если и так, что с того. Признаться, мне пришлось убить немало людей, мешавших в работе, да только я не вижу их на каждом шагу.