Мари. Дитя Бури. Обреченный - Страница 137

137

– Отец, – сказал Умбелази, когда Кечвайо ушел, – разве можно такое терпеть? Разве можно винить меня в этом деле? Ты все видел и слышал – ответь мне, отец.

– На этот раз твоей вины нет, – тяжко вздохнув, ответил король. – Но куда вас заведут ваши ссоры, о сыновья мои! Боюсь, лишь река крови способна погасить огонь вашей ненависти, но кто из вас достигнет ее берега…

Несколько мгновений он молча смотрел на Умбелази, и я видел любовь и страх в его взгляде: Панда любил его больше всех своих детей.

– Кечвайо вел себя недостойно, – наконец проговорил Панда. – Никакого права не имеет он указывать мне, за кого я должен или не должен выдавать замуж свою дочь. К тому же я дал слово и решения своего не поменяю из-за его угроз. Вся страна знает, что я верен своему слову, даже белые люди это знают, не так ли, Макумазан?

Я ответил утвердительно. Как большинство слабых людей, это сущая правда, Панда был не только весьма упрямым, но и по-своему честным правителем.

Он махнул рукой в знак того, что тема исчерпана, затем велел Умбелази сходить к воротам и отправить человека за сыном Мативане.

Вскоре прибыл Садуко: полный спокойного достоинства, он поднял правую руку, приветствуя короля.

– Присаживайся, – сказал Панда. – Хочу сказать тебе кое-что.

Вслед за этим Садуко, без спешки и в то же время не мешкая, опустился на колени и оперся одним локтем о землю, как умеют только аборигены, не выглядя при этом смешно, и замер в ожидании.

– Сын Мативане, – заговорил король. – Мне рассказали, как ты с малым отрядом уничтожил Бангу и большинство мужчин племени амакоба и забрал весь их скот.

– Прошу прощения, о великий, – прервал его Садуко. – Я всего лишь мальчишка, я ничего не сделал. Это все Макумазан, Бодрствующий в ночи, что сидит здесь. Его мудрость научила меня заманить в ловушку амакоба после того, как они спустятся с горы, а мой дядя Тшоза выпустил из загона весь скот. Сам же я не сделал ничего, разве что нанес удар-другой копьем, когда должен был, – не лучше павиана, когда тот швыряет камни в тех, кто ворует у него детенышей.

– Мне по сердцу, Садуко, что ты не хвастун, – сказал Панда. – Побольше бы таких, как ты, среди зулусов, не пришлось бы мне слушать так много громких слов о ничего не стоящих делах. Как бы там ни было, Бангу убит, его гордое племя усмирено, и, по государственным соображениям, я рад, что это произошло без моего прямого военного или иного вмешательства, поскольку, как я говорил тебе, кое-кто из моей семьи любил Бангу. А я… Я любил твоего отца Мативане, которого Бангу зарезал. Ведь мы с твоим отцом мальчишками росли вместе. И вместе служили в одном отряде с амавомба, еще когда правил Бешеный, мой брат. – (Он имел в виду Чаку: у зулусов не принято произносить вслух имена мертвых королей, если этого можно избежать.) – По этой причине, – продолжил Панда, – и по ряду других я рад, что Бангу наказан и что месть, хоть она и слишком долго кралась за ним по следам, в конце концов настигла его.

– Йебо, Нгоньяма! (Да, о Лев!) – воскликнул Садуко.

– Так вот, Садуко, – продолжил Панда. – Поскольку ты сын своего отца и показал себя настоящим мужчиной, хоть твой вес еще и мал на родине, я расположен возвысить тебя. А посему жалую тебе предводительство над теми из амакоба, кто остался в живых, и всеми амангвана, которых сможешь собрать.

– Байет! Да будет воля короля! – воскликнул Садуко.

– И наделяю тебя званием кехлы (носителя головного обруча), хоть ты и называешь себя еще мальчишкой, и вместе с этим даю место в моем совете.

– Байет! Да будет воля короля! – повторил Садуко, по виду безразличный к почестям, свалившимся на его голову.

– И еще одно, сын Мативане. Ты ведь еще не женат, верно?

Впервые за время аудиенции лицо Садуко изменилось.

– Да, о Великий, – торопливо проговорил юноша. – Но… – Тут он встретился со мной взглядом и, уловив в нем некое предупреждение, умолк.

– Но, – продолжил Панда, – несомненно, хотел бы жениться? Что ж, это нормально для молодого мужчины, который мечтает о семье, и потому я разрешаю тебе жениться.

– Йебо, Сило! (Да, о Великий!) Благодарю короля, но…

Тут я громко чихнул, и Садуко вновь умолк.

– Но, – снова подхватил Панда его незаконченную фразу, – ты, конечно, не знаешь, где искать невесту между теми мгновениями, когда сокол камнем устремляется вниз и крыса пищит в его когтях. Когда тебе, ведь ты еще не думал об этом, верно? Хорошо, – продолжил король с улыбкой, – что не думал, ведь та, которую я отдам тебе в жены, не может жить во второй хижине твоего крааля и называть другую женщину «инкози-каас» (то есть «первая леди», или жена вождя). Умбелази, сын мой, сходи, приведи ту, которую мы выбрали в невесты для этого юноши.

Умбелази поднялся и ушел с широкой улыбкой на лице, в то время как Панда, слегка утомленный продолжительными речами – он был довольно тучным, а день выдался жарким, – привалился спиной к стене хижины и прикрыл глаза.

– О всесильный владыка! – встрепенулся вдруг явно встревоженный Садуко. – Дозволь сказать тебе кое-что.

– Конечно, конечно… Однако прибереги свои благодарности на потом, когда увидишь ее… – сонно пролепетал Панда и тихонько захрапел.

Заметив, что Садуко вот-вот погубит себя, я счел нужным вмешаться, хотя и сейчас не готов сказать, какое мне было до этого дело. Во всяком случае, придержи я в тот момент свой язык и позволь Садуко свалять дурака, а он был готов поступить именно так, – кстати, Мамина тоже отмечала, что Садуко нико гда не станет мудрым, – я свято верю, что вся история Зулуленда устремилась бы по иному руслу и многие тысячи людей, белых и черных, погибших тогда, были бы живы и поныне. Однако судьба распорядилась иначе. Это не я заговорил тогда, а сама Судьба. Ангел Судного дня сделал меня своим рупором.

137